Все складывалось как нельзя лучше: на сцене под громкий смех и аплодисменты звучали миниатюры «Авас» («Есть у нас грузин, студент, по фамилии Горидзе, а зовут его Авас, и доцент Петяев, страшно тупой»), «Век техники» («Мы живем в век техники. Выходим на международные рынки. Машины у нас хорошие, отличные, но их надо рекламировать»), «Дефицит» («Белый верх, черный низ есть? Есть. А черный верх белый низ? Есть»). Но королевство оказалось маловато, хотелось разгуляться и уйти в свободное плавание. И Михаил нарушил субординацию – начал давать собственные концерты. В 1970 году на доске служебных объявлений Театра миниатюр появилась краткая информация об увольнении нерадивого сотрудника. Спаянный дуэт Карцев и Ильченко ушёл следом за своим автором.
Дальше по творческому списку: Одесский театр миниатюр, множество текстов для артистов Ленконцерта, Одесская филармония, Московский театр «Эрмитаж», где популярность Жванецкого выросла до небес, Московский театр миниатюр. Рядом всегда находились верные друзья Виктор Ильченко и Роман Карцев, для которых было написано свыше трёх сотен текстов для выступлений.
В СССР в семидесятые годы, если в доме имелся катушечный магнитофон, обязательно как особое достояние хранились записи песен Владимира Высоцкого и монологов Михаила Жванецкого, иначе коллекция считалась неполной. Голоса эпохи.
Да уж, тому, кто возьмётся за составление биографии сатирика для серии ЖЗЛ, явно придётся нелегко.
Этапы творческой жизни делились на четкие геометрические сегменты: 1970-е «Жванецкий в записи», 1980-е «Жванецкий вживую на закрытых площадках», 1990-е «Жванецкий в огромных концертных залах». Зазвучали литавры: «живой классик», «величайший сатирик нашего времени», «король юмора», «артист слова», «лицо со стопроцентной узнаваемостью»… Какие титулы мы еще забыли? А никакие – он в них не очень-то и нуждался. Просто Жванецкий и точка. Всем всё ясно, дополнительной трактовки не требуется, а медальками пусть позвенят другие, если желание такое имеется. Да, его еще мыслителем, «летописцем, запечатлевшим хронику века» и сердцеведом назвали. Вот это Жванецкому было больше по сердцу. Наверное. Михал Михалыч – так его называют обычно - как соседа, приятеля по гаражу, коллегу по работе, с которым знаком бог знает сколько лет. «Люди не могут устоять перед теми, кто их смешит», - писал Сомерсет Моэм, может быть, именно поэтому мы так любим Жванецкого? Слушать миниатюры в авторском исполнении – редкое удовольствие: его яркая интонация звучит даже при чтении написанных Жванецким произведений. Но прочесть то, что он написал, необходимо: вы познакомитесь совсем с другим, неожиданным Жванецким – мечтательным лириком, глубоким философом, созерцателем мира и исследователем души человеческой.
Теперь уже можно сказать - великий сатирик двух веков сразу, принятый и понятый двумя эпохами, мастер лаконичной и завершённой формы. Все, о чем он писал и рассказывал со сцены - наша жизнь, сложная, трагическая, смешная, дикая - всегда разная, но моментально узнаваемая. Конечно, не каждому хотелось увидеть в миниатюрах Жванецкого себя, но что делать, как говорится - кушайте на здоровье.
Аналогов его творчеству нет ни на сцене, ни в литературе, Жванецкий уникален, с потрясающей степенью откровенности он всегда давал нам надежду в жизни, говоря, что не все потеряно - в его произведениях нет безысходности и уныния, - «пусть лучше над тобою смеются, чем плачут». Михаил Жванецкий стал поистине народным писателем, этот непридуманный статус гораздо выше любых государственных почестей и наград. Его творчество останется с нами навсегда - на книжных полках, в записях концертов.
И в воспоминаниях.
Жизнь коротка. И надо уметь.
Надо уметь уходить с плохого фильма. Бросать плохую книгу.
Уходить от плохого человека.
Их много.
Дела неидущие бросать.
Даже от посредственности уходить.
Их много. Время дороже.
Лучше поспать.
Лучше поесть.
Лучше посмотреть на огонь, на ребенка, на женщину, на воду.
Музыка стала врагом человека.
Музыка навязывается, лезет в уши.
Через стены.
Через потолок.
Через пол.
Вдыхаешь музыку и удары синтезаторов.
Низкие бьют в грудь, высокие зудят под пломбами.
Спектакль – менее наглый, но с него тоже не уйдешь.
Шикают. Одергивают.
Ставят подножку.
Компьютер – прилипчив, светится, как привидение, зазывает, как восточный базар.
Копаешься, ищешь, ищешь.
Ну находишь что-то, пытаешься это приспособить, выбрасываешь, снова копаешься, нашел что-то, повертел в голове, выбросил.
Мысли общие.
Слова общие...
Нет!
Жизнь коротка.
И только книга деликатна.
Снял с полки. Полистал. Поставил.
В ней нет наглости.
Она не проникает в тебя без спросу.
Стоит на полке, молчит, ждет, когда возьмут в теплые руки.
И она раскроется.
Если бы с людьми так.
Нас много. Всех не полистаешь.
Даже одного.
Даже своего.
Даже себя.
Жизнь коротка.
Что-то откроется само.
Для чего-то установишь правила.
На остальное нет времени.
Закон один: уходить.
Бросать.
Бежать.
Захлопывать или не открывать!
Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого.