«Мне легче вернуться в камеру и вскрыть вены»: суд утвердил приговор в 6 лет колонии москвичке с муковисцидозом. Это решение незаконно

Фото: Евгения Ломакина на заседании суда

Мосгорсуд 16 октября утвердил приговор 20-летней Евгении Ломакиной, которая ранее получила 6 лет колонии по обвинению в покушении на сбыт наркотиков. Диагноз Ломакиной — наследственное заболевание, при котором нарушается работа дыхательной и эндокринной систем. Он включен в перечень заболеваний, которые исключают содержание в СИЗО и наказание в виде лишения свободы. Это делает приговор Ломакиной незаконным.

Как передает корреспондент The Insider, суд оставил приговор без изменения, апелляционные жалобы не удовлетворил. Защита теперь может обжаловать решение суда в кассационном порядке.

На заседание девушка подключилась по видеосвязи из СИЗО, где находится с июня. На суде она выступила с последним словом, которое The Insider приводит целиком:

«Уважаемые судьи,

Я хочу обратить Ваше внимание на то, что у меня инвалидность с детства бессрочно, то есть мне не нужно её переподтверждать, так как моя болезнь относится к числу хронических и неизлечимых. То есть её можно только поддерживать и немного отсрочить смерть. И итог — это мучительная смерть. Происходит это так, что лёгкие постепенно перестанут функционировать, я начну задыхаться, параллельно захлебываясь гнойной мокротой.

Чтобы оттянуть этот момент и как можно дольше прожить, я пью таблетки для поддержки печени и почек, потому что в первую очередь именно эти органы страдают из-за приёма большого количества лекарств. Делаю ингаляции стационарным ингалятором как минимум три раза в день, провожу внутривенную терапию антибиотиками, муколитиками, бронхолитиками, и делаю дыхательную гимнастику, чтобы хотя бы чуть-чуть у меня мокрота отходила.

Я не затрагивала эту тему, но вот даже сейчас, выходя из камеры на заседание, так как я ухожу на несколько часов, я вынуждена брать с собой стационарный ингалятор, так как в какой-то момент я могу начать задыхаться. Вот так он выглядит (показывает): маска, провод – и без него я в принципе не могу существовать.

Российское законодательство прямо запрещает заключение под стражу и лишение свободы людей с муковисцидозом (кистозным фиброзом).

Постановление правительства № 3 от 14 января 2011 года: муковисцидоз включен в перечень заболеваний, при которых невозможно содержание в СИЗО до суда. Постановление правительства № 54 от 6 февраля 2004 года: то же заболевание включено в перечень болезней, препятствующих наказанию в виде лишения свободы.

Сотрудники СИЗО об этом знают, они ко мне уже заходили и заходят — периодически проверяют моё самочувствие. Ежедневно я прохожу капельницы в медсанчасти, чтобы состояние не ухудшалось так быстро. В Центре муковисцидоза < НИИ пульмонологии ФМБА России – прим. The Insider > проводят наблюдение, несмотря на это моё состояние все равно ухудшено, у меня при ходьбе одышка, конечно, мне бывает периодично полегче. Я лишена таргетной терапии [муковисцидоза], я на предыдущем заседании об этом говорила.

Этот препарат стоит полтора миллиона рублей в месяц, так как по наступлению двадцатилетия Фонд «Круг добра» перестал меня обеспечивать из-за возрастного ограничения. То есть до 19 лет меня обеспечивали, сейчас такой возможности нет. И на данный момент я без этой терапии, также это провоцирует ухудшение здоровья. У меня во всех выписках указано, что на постоянной основе я должна принимать этот препарат.

По пути в колонию в поезде я не смогу выполнять необходимые процедуры, чтобы просто не умереть. Там не будет розетки, чтобы подключить вот этот стационарный ингалятор, не будет у меня под рукой лекарств, никаких абсолютно, конвой по регламенту отберет все. И с большой вероятностью буду ехать с курящими людьми, что для меня также опасно.

Я сейчас нахожусь в некурящей камере стопроцентной, СИЗО предоставило мне это условие, чтобы не было плохо настолько сильно. И у меня есть лекарство также для ингаляции, которые должны храниться в холоде. В тепле они испортятся и будут непригодными к использованию.

Естественно, в поезде никто таких условий мне предоставить не сможет, они испортятся, и их придётся просто выкинуть, потому что это будет опасно для применения.

Я не представляю, как со своими сумками… как я в принципе буду переносить все свои сумки, потому что со сборного отделения до машины, до поезда, ты все самостоятельно переносишь. Естественно у меня не одна сумка: минимум, наверное, будет две. С лекарствами, со всеми вещами, с ингалятором. Никто помочь мне не сможет, а я просто со своими лёгкими не смогу. Но мне придётся это как-то делать, я не знаю, как это в принципе реализовать. И, если честно, меня все эти мысли склоняют к тому, что мне просто сейчас легче вернуться в свою камеру, вскрыть себе вены — и все, на этом все закончится. Потому что я считаю, что быстрая смерть — это лучше, нежели мучительная.

Я не боюсь наказания, нет, я боюсь лишиться жизни в юном возрасте, потому что я и так всю свою осознанную жизнь понимаю, что я могу умереть к 20-30 годам, но я не хочу, чтобы это происходило именно при таких обстоятельствах.

Я, действительно, занималась сбытом до октября 2024 года, затем я закончила этим заниматься. Не потому, что я хотела купить себе какую-то там дорогую машину или крутую технику, а просто потому, что я не хотела быть обузой для своих родных.

Я хотела помочь маме, потому что у неё в 2023 году случился инфаркт головного мозга < он же ишемический инсульт — прим. The Insider > и она была парализована. Это, кстати, в выписке, в материалах уголовного дела есть: о её состоянии, что она была в реанимации.

На тот момент я училась на последнем курсе колледжа: выпускной год, защита диплома, сессии, плюс я ещё узнала, что максимум до 19 лет я буду обеспечена дорогостоящей терапией. Я понимаю, что без неё я жить не смогу, потому что элементарно — вот у нас есть чат с ребятами, у кого муковисцидоз, — ежегодно там умирают один-два человека просто потому, что они не дожидаются этой терапии, они судятся, но это все происходит годами. Кто-то в 22 года умирает, кто-то в 25. И я понимаю, что меня это тоже… меня это тоже будет ждать… и тоже случится это (плачет).

Вот именно поэтому я и занималась сбытом. Это было морально сложно, потому что я знаю, что делают с людьми наркотики, я видела видео, где люди заживо гниют, как они становятся инвалидами, не имея возможности полноценно жить. Я и сама ограничена, я имею в виду такое заболевание плюс ещё имею зависимость, естественно, я это ощущаю на себе. И я не хочу быть соучастницей в чьей-то смерти или чьих-то проблем. Наркотики я начала употреблять потому, что на самом деле сложно справиться с тем, что у тебя происходит в жизни: это борьба с моим заболеванием, у мамы инфаркт головного мозга был (плачет)… Я понимаю, что это тоже из-за меня произошло, потому что на протяжении всей жизни мама только и делала, что старалась уберечь моё здоровье, как можно дольше, чтобы я прожила. Я понимаю, что это из-за меня произошло…

И мне кажется, что у меня уже никогда не наступит какое-то спокойствие в жизни, умиротворение. И, уважаемый суд, я умоляю назначить мне условное наказание в связи с заболеванием — хоть на 10 лет, хоть на 15. Потому что я хочу пожить…

Я готова хоть каждый день ходить в инспекцию отмечаться, находиться под жестким контролем. Чтобы остаться жить.

Я сейчас прошу именно подумать о том, чтобы дать мне возможность жить.

Если невозможно назначить мне условное наказание, я прошу хотя бы отсрочить мне на год, чтобы скрасить этот год хорошими воспоминаниями, побыть с близкими (рыдает) – и все… Мне очень стыдно, что мама, вложив в меня столько, сейчас видит, что я здесь... что все мучения моей мамы просто насмарку, вот и все.

Я прошу хотя бы дать мне отсрочку на год. Спасибо. (Рыдает)»

Евгению задержали в декабре 2024 года. У неё дома нашли 27 граммов мефедрона, весы и пакеты. Следствие квалифицировало это как покушение на сбыт. Сама девушка утверждала, что к моменту задержания прекратила деятельность «закладчицы» и хранила остатки наркотика дома. Суд признал её виновной.

Приговор Ломакиной был оглашен 25 июня этого года. После этого её в наручниках увезли из зала суда в СИЗО-6, но там отказались принимать из-за заболевания и отправили в больницу в СИЗО-1 «Матросская тишина». Там Ломакова должна была получать лечение, но, по словам близких, никакой терапии не проводилось. Она содержалась в СИЗО-1 с 25 июня по 7 августа 2025 года. За это время её состояние резко ухудшилось, функция лёгких снизилась вдвое — с 69% до 32% (при норме выше 80%).

Сторона защиты, а также близкие и друзья Ломакиной утверждают, что её должны были судить по более мягкой статье, так как, по их словам, следствию не удалось доказать факт сбыта. В апелляционной жалобе адвокаты девушки настаивали на переквалификации обвинения на хранение без цели сбыта (ст. 228 ч. 2 УК РФ) и назначении условного наказания.

Согласно постановлениям правительства РФ, подсудимых с диагнозом муковисцидоз не могут отправлять в СИЗО до суда, этот диагноз препятствует и наказанию в виде лишения свободы. В этом перечне также значатся тяжелые формы диабета, синдром Иценко–Кушинга, гипертиреоз и другие патологии. Согласно закону, люди с такими диагнозами должны освобождаться от наказания или находиться под домашним арестом. В случае Ломаковой суд и ФСИН проигнорировали эти нормы.

Российское законодательство прямо запрещает заключение под стражу и лишение свободы людей с муковисцидозом (кистозным фиброзом).

Постановление правительства № 3 от 14 января 2011 года: муковисцидоз включен в перечень заболеваний, при которых невозможно содержание в СИЗО до суда. Постановление правительства № 54 от 6 февраля 2004 года: то же заболевание включено в перечень болезней, препятствующих наказанию в виде лишения свободы.

СТАТЬИ ПО ТЕМЕ

«Врач говорит, что я тут не выживу». 20-летнюю москвичку с муковисцидозом приговорили к 6 годам колонии за наркотики. Это незаконно