Один кадр моих подростковых воспоминаний очень кинематографичен: Девочка тринадцати лет в красных колготках, бежевых туфельках и коротком пальто цвета слоновой кости - из совсем нелохматого мохера. [ох уж этот мохер - сразу вспоминается одноногая мама одного из моих экс-женихов - - мама, вязавшая береты из "королевского" мохера и продававшая их на Нахичеванском рынке у выхода; у нее там было место на ящике, а костыли, обмотанные грязными бинтами по подмышечным перекладинам стояли у стены, пока она вертела на руке очередной бордово-коричневый берет, начесывая его щеткой для пущей пушистости; - эти береты вдруг стали жутко популярными - впрочем, в Ростове с его пышно-азиатскими вкусами это было обычное дело] Но речь не об этом, просто попутно вывалился еще один блок более взрослых воспоминаний, ну неважно) Так вот: девочка тринадцати лет в красных колготках, бежевых туфельках и коротком пальто цвета слоновой кости из совсем нелохматого мохера - это моя одноклассница Карина. в тот день у нас отменили физкультуру и вывели весь класс на школьный двор подметать листья. время шло, но ни веников, ни носилок никто не нес. я стояла и смотрела как обычно на Сашу - шел седьмой год моей безответной любви к этому мальчику. Саша смеялся над чем-то в компании мальчишек, и все они щелкали семечки. Видимо я как-то очень одиноко стояла, потому что Карина подошла и посмотрела на меня внимательно и чуть укоризненно. - Очень красивое пальто, - сказала я, - и красные колготки. - Мама заставила надеть, вчера привезла из Москвы, ужасный наряд, я в нем как ляля пятилетняя. Я промолчала. это бы очень красивый наряд - стильный и нездешний, словно фото из заграничного журнала. Свело-синее яркое небо того дня очень шло этой девочке, невзлюбившей свою одежду алого и айвори цветов. - Хочешь семячек? - спросила Карина, взглянув на группку, где стоял Саша. Почему-то она произносила "семячки", а Саша говорил "семачки", а я - "семички". - Нет, не хочу, нас же убирать вывели, а мы намусорим вместо этого, - пошутила я неуклюже. Она подошла к мальчикам, протянула руку к Саше, что-то сказала. Он насыпал ей в ладошку семечек. Она вернулась и протянула жменьку мне. Я помотала головой. Коснуться того, что только что было в Сашиной руке, было невыносимо, меня бы разнесло на молекулы, наверное. Она стояла, грызла эти "семачки", рассказывала что-то, а я смотрела вниз, и видела на сером асфальте ее мягкие бежевые туфельки, алые колготки и желтые тополиные листья россыпью поодаль. Это было словно внутри цветного фильма - выверено смонтированного. И почему-то застряло в памяти именно своей кинематографичностью. Девочка Карина больше никогда не надевала в школу красные колготки и то прекрасное короткое пальтишко колоколом. Она умела носить хорошие вещи, как умеют это красивые благополучные дети. Но ей хотелось взрослости, как всем подросткам. Красные колготки в то время были не про взрослость. Редкий кадр был тот день. Потому и запомнился наверное. Перекличка среди одного поколения: что ваши одноклассники носили такого выдающегося - чем даже завидовать было бессмысленно, м.