«Обнимемся в последний раз!»

«Разлука с товарищеской семьей была тяжела, хотя ею должна была начаться всегда желанная эпоха жизни, с заманчивою, незнакомою далью. Кто не спешил, в тогдашние наши годы, соскочить со школьной скамьи; но наша скамья была так заветно-приветлива, что невольно даже при мысли о наступающей свободе оглядывались мы на неё. Время проходило в мечтах, прощаньях и обетах, сердце дробилось!» Так вспоминает о последних лицейских днях И.И.Пущин.

И, конечно, не приходится удивляться тому, что все лицейские поэты в эти дни обращаются к своим товарищам. Простите меня, но сегодня будет много стихов. Мне кажется, по-другому быть не может.

«Наполнились альбомы и стихами и прозой». До нас дошло, увы, не всё. Пущин, например, приводит обращённые к нему послания Пушкина и Дельвига, но не помнит стихов Илличевского – «знаю только, что они все кончались рифмой на Пущин. Это было очень оригинально». К сожалению, рукописи ещё как горят… Погиб и альбом Пущина: «К прискорбию моему, этот альбом, исписанный и изрисованный, утратился из допотопного моего портфеля, который дивным образом возвратился ко мне через тридцать два года [то есть после возвращения Пущина из Сибири] со всеми положенными мною туда рукописями».

Давайте присмотримся к тому, что дошло до нас. Это, конечно, в первую очередь сожаления о предстоящей разлуке:

Длань своенравной Судьбы простёрта над всею вселенной!

Ей, непреклонной, ничто слёзы печальной любви.

Милого хладной рукой отторгнув от милого друга,

Рок безмятежен, без чувств, неомрачаем вовек.

Так торжественно и тяжеловесно мог писать, конечно, только В.К.Кюхельбекер, но чувства он выразил общие.

И пушкинское:

Промчались годы заточенья;

Недолго, мирные друзья,

Нам видеть кров уединенья

И царскосельские поля.

Разлука ждёт нас у порогу,

Зовёт нас света дальний шум,

И всякий смотрит на дорогу

С волненьем гордых, юных дум…

Но полнее всего чувства лицеистов выразит в своей «Прощальной песне» А.А.Дельвиг:

Шесть лет промчалось, как мечтанье,

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: шествуйте, сыны!

Прощайтесь, братья, руку в руку!

Обнимемся в последний раз!

Судьба на вечную разлуку,

Быть может, здесь сроднила нас!

Друг на друге остановите

Вы взор с прощальною слезой!

Храните, о друзья, храните

Ту ж дружбу с тою же душой,

То ж к славе сильное стремленье,

То ж правде — да, неправде — нет.

В несчастье — гордое терпенье,

И в счастье — всем равно привет!

«Тут пропета была нашим хором лицейская прощальная песнь — слова Дельвига, музыка Теппера, который сам дирижировал хором», - вспоминал Пущин о выпуске из Лицея. А песня вскоре стала лицейским гимном… И, наверное, как самое дорогое, её будут цитировать и Пушкин («храните гордое терпенье»), и Кюхельбекер («и силу мне подаст и гордое терпенье»).

Немало было и посланий, адресованных конкретным соученикам:

Прощай, товарищ в классе!

Товарищ за пером!

Товарищ на Парнасе!

Товарищ за столом!

Вот тут уже неимоверно трудно признать «кюхельбекерный» стиль. А ведь обращался он к одному из главных лицейских насмешников (и над ним не в последнюю очередь) – Илличевскому! В одной из статей я уже приводила его напутствие Ф.Ф.Матюшкину, который «с лицейского порога на корабль перешагнул»:

Рёв и боренье стихий, и вёдро, и ужасы встретишь,

Но не забудешь друзей! нашей мольбою храним…

Как всегда, задушевны стихи Дельвига, к кому бы он ни обращался:

Прочтя сии набросанные строки

С небрежностью на памятном листке,

Как не узнать поэта по руке,

Как первые не вспомянуть уроки

И не сказать при дружеском столе:

«Друзья, у нас есть друг и в Хороле!»

Это обращение к Пущину (в Хороле отец Дельвига, к которому он поехал после выпуска, командовал бригадой во внутренней страже). А вот посвящение Кюхельбекеру:

И будет жизнь не в жизнь и радость мне не в радость,

Когда я дни свои безвестно перечту

И столь весёлым мне блистающую младость

С надеждами, с тоской оставлю, как мечту.

Когда, как низкий лжец, но сединой почтенный,

Я устыжусь седин, я устыжусь тебя…

И его напоминание друзьям о себе:

Вам песни в дар от сельского поэта!

Любите их за то хоть, что мои.

Бог весть куда умчитесь в шуме света

Все вы, друзья, все радости мои!

И, конечно же, Пушкин тоже откликнулся на предстоящую разлуку с друзьями. Стихотворение «Воспоминания в Царском Селе», написанное в 1829 году, наверное, точно передаёт чувства поэта:

Воспоминаньями смущенный,

Исполнен сладкою тоской,

Сады прекрасные, под сумрак ваш священный

Вхожу с поникшею главой.

Так отрок Библии, безумный расточитель,

До капли истощив раскаянья фиал,

Увидев наконец родимую обитель,

Главой поник и зарыдал.

А вот о том, что писал поэт, покидая «родимую обитель», - в следующий раз.

«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь

«Оглавление» всех публикаций о Лицее смотрите здесь

Навигатор по всему каналу здесь

Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал