«Пусть три ночи молится по грешной душе моей»

К предыдущей статье я получила немало комментариев, смысл которых сводится к одному: «Хома нарушил заповедь "не убий" и получил по заслугам. Не помогли священные тексты и магические круги», «Как это нет смертных грехов на Хоме? Он убийца вообще-то…» Было ещё и обвинение, что не покаялся в убийстве: «Хома после убийства панночки покаялся? Нет. Более того- пошёл ещё и над убитой им девушкой Псалтырь читать». Так ли это?

Насчёт покаяния… Мне очень трудно представить себе такую сцену. И почему-то кажется, что, расскажи он о своём приключении на исповеди, назначили бы ему епитимью вовсе не за то, что ведьму забил поленом (напомню: бил он вовсе не слабую и прекрасную девушку, а оседлавшую его и заставившую нести себя старуху-колдунью), а разве что за греховные мысли при виде русалки. Кто-то помянул наших современников, «работающих с нечистью на известном шоу», но я, простите, просто побрезговала бы говорить о них. Мне кажется верной мысль, высказанная в другом комментарии, - «на колдуний грех убийства не распространяется».

Грехов на Хоме немало, конечно. Но всё же не этот.

Описаны три страшные ночи, проведённые Брутом в церкви. И, наверное, в первую очередь встаёт логичный вопрос – почему нечистая сила чувствует себя здесь достаточно свободно. Искала ответ в разных источниках, читала что-то вроде вот этого: «В храме Божием обитают ангелы, а не бесы. Бесам открываем доступ в храм только мы, не оставляя за порогом свои страсти и греховные помыслы». Или вот такое прочла в книге «Русские суеверия»: «Крестьяне верили, что в церквях обитает ЦЕРКОВНИК - дух, появляющийся в церкви или у церкви; появляющийся в церкви покойник; мертвецы и нечистые могут по ночам отправлять в церкви свои службы. "Многие из здешних крестьян верят, что нечистая сила живет даже при церквях, в особенности на кладбищах, а также на мельницах, в казённых зданиях, например, в училищных..." Церковник имеет облик старика, человека в белом»

Но у Гоголя речь явно не о «церковнике». Что же у него?

А здесь много таинственного и странного. Вроде бы Панночка просит «молиться по грешной душе» своей; в доме отца покойница лежит так, как положено, под образами, и Хома тут же приступает к делу: «Сотник оборотился и указал ему место в головах умершей, перед небольшим налоем, на котором лежали книги… Он приблизился и, ещё раз откашлявшись, принялся читать, не обращая никакого внимания на сторону и не решаясь взглянуть в лицо умершей». Только мысли у него при этом… «Три ночи как-нибудь отработаю, — подумал философ, — зато пан набьёт мне оба кармана чистыми червонцами» (напомню: он пока не видел лица умершей и не знает, кто она).

А вот дальше – увидел (и испытал очень странные чувства – «душа его начинала как-то болезненно ныть, как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетенном народе») и узнал:

«— Ведьма! — вскрикнул он не своим голосом, отвёл глаза в сторону, побледнел весь и стал читать свои молитвы».

Затем покойницу переносят в церковь, и, хотя «философ одним плечом своим поддерживал черный траурный гроб и чувствовал на плече своем что-то холодное, как лед», по-настоящему испугается он только ночью, перед этим наслушавшись рассказов о страшной ведьме. Он будет пытаться успокоить себя («Чего бояться? Ведь она не встанет из своего гроба, потому что побоится Божьего слова»), но ужасы начинаются.

И вот здесь, наверное, нужно обратить внимание на довольно странное описание: «Церковь деревянная, почерневшая, убранная зеленым мохом, с тремя конусообразными куполами, уныло стояла почти на краю села. Заметно было, что в ней давно уже не отправлялось никакого служения». Затем интерьер её будет описан подробно: «Высокий старинный иконостас уже показывал глубокую ветхость; сквозная резьба его, покрытая золотом, ещё блестела одними только искрами. Позолота в одном месте опала, в другом вовсе почернела; лики святых, совершенно потемневшие, глядели как-то мрачно». Позднее автор напишет, что «её ветхие деревянные своды» показывали, «как мало заботился владетель поместья о Боге и о душе своей». Что это за церковь? Единственная ли она в селе? Если да, то почему в ней не ведутся службы? Если нет (священник в селе есть, он появится наутро после гибели Брута), то почему гроб поставлен именно здесь? И вообще об отношении обитателей сотникова хутора с Богом нужно, я думаю, поговорить отдельно (прошу уважаемых читателей не забегать вперёд).

В первую ночь Хома видит только покойницу со страшно меняющимся лицом (то вытекшая у неё слеза превратится в каплю крови, то поднимется она и станет бродить по церкви, то ляжет в гроб, но «гроб вдруг сорвался с своего места и со свистом начал летать по всей церкви, крестя во всех направлениях воздух»... Он надеялся: «Ведь она не встанет из своего гроба, потому что побоится Божьего слова». И действительно, спасает его чтение «заклинаний, которым научил его один монах, видевший всю жизнь свою ведьм и нечистых духов», и очерченный круг, который Панночка «не имела сил переступить».

И после первой ночи Брут ещё достаточно спокоен: «ободрённый петушьим криком, он дочитывал быстрее листы, которые должен был прочесть прежде», затем «проспал до обеда. Когда он проснулся, всё ночное событие казалось ему происходившим во сне». И хоть «о своём событии в церкви он не решался говорить по какому-то безотчётному для него самого чувству», но после обеда «был совершенно в духе».

Как и полагается по законам повествования, опасность с каждой ночью усиливается. Хома пытается (и посмотрите, как упорно!) подбодрить себя: «Что же, — произнёс он, — теперь ведь мне не в диковинку это диво. Оно с первого разу только страшно. Да! оно только с первого разу немного страшно, а там оно уже не страшно; оно уже совсем не страшно». Однако и Панночка ведёт себя уже иначе. Она не просто пытается запугать несчастного философа или приблизиться к нему: она хоть и «не может видеть его», «начала выговаривать мёртвыми устами страшные слова; хрипло всхлипывали они, как клокотанье кипящей смолы. Что значили они, того не мог бы сказать он, но что-то страшное в них заключалось. Философ в страхе понял, что она творила заклинания». И на эти заклинания откликаются злые силы.

Хома не видит их («зажмурив глаза, всё читал он заклятья и молитвы»), но мы и так понимаем, что пока эти силы не имеют силы (простите за невольный каламбур!) войти в церковь: они только «бились крыльями в стёкла церковных окон и в железные рамы», «царапали с визгом когтями по железу», «несметная сила громила в двери и хотела вломиться».

Снова спасает философа петушиный крик, но дух его уже сломлен: его, «изнурённого», «нашли едва жива», и собравшиеся вокруг него с ужасом замечают, что он «весь поседел».

А впереди ещё третья ночь…

**************

Оговорюсь ещё.

Кое-кто из комментирующих решил, что позволительно писать откровенно скабрёзные догадки и отзывы. Я уже не один раз предупреждала, что подобные высказывания не допускаю.

Прошу не обижаться, но буду и впредь подобное удалять, а авторов блокировать.

Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале

"Оглавление" по циклу здесь

Навигатор по всему каналу здесь